Комментариев: 015.11.2012

 http://expert.ru/russian_reporter

Григорий Тарасевич

— А сейчас таблетки на лодочке отправляются на обжиг, — поясняет нам заместитель начальника цеха Новосибирского завода химических концентратов. Он в белом халате, бахилах-чунях и маске-респираторе модели «Лепесток». Мы тоже в халатах, масках и чунях. «Лодочка» — это помятый ящик из металла, а «таблетки» — кусочки обогащенного урана, предназначенного для атомного реактора.

Как я оказался на этом заводе, не совсем понятно. Почему-то информационный центр Росатома пригласил меня выступить перед педагогами и школьниками. Связь между этими элементами «я — атом — педагоги» осталась для меня неясной, но формулировка «Вы же ведущий научный журналист…» тронула мое тщеславное сердце. В ­довесок к этой встрече предписывалось ­посещение некоего завода химических концентратов.

Я сначала не понял, о чем речь. В моем ­гуманитарном сознании «концентрат» упорно ассоциируется с кубиками куриного бульона. «Там делают топливо для атомных реакторов», — пояснила мне приглашающая сторона. Я вдохновился.

Уран не может не вдохновлять. В фильме Ларса фон Триера «Догвилль» на заставке ­появляется здоровенная буква U. Вроде бы она, как и в таблице Менделеева, символизирует уран. В фильме про этот элемент ни слова, там лишь мафиози, провинциальные невротики и несчастная девушка, которая на протяжении полутора часов лишается ­своей ­веры в человеческую доброту. Наверное, ­режиссер имел в виду, что это про двадцатый век — век урана. У Ларса фон Триера вообще мудреные ассоциации, но ведь действительно, если убрать атомную бомбу и атомный ­реактор, от двадцатого века мало что останется.

Уран будоражит сознание соотношением масштабов. В бомбе «Малыш», сброшенной на Хиросиму, заряд составлял лишь 64 килограмма (это меньше, чем я вешу). Результат — мощность взрыва примерно 15 000 000 килограммов тротила и больше 100 000 погибших людей.

 "Мирный" атом тоже впечатляет. Одна «таблетка» уранового топлива весом 4 грамма эквивалентна 441 килограмму каменного угля. В этом есть что-то мистическое.

Отправляясь на завод химконцентратов, я надеялся обнаружить там нечто такое, что выбивается из обыденных представлений о материи. Не знаю, что именно, но что-то запредельное. Первое, что мы увидели, — ­серьезная охрана: рамка металлоискателя, шлюз радиационного контроля и суровые охранники (почему-то в их арсенал входит пистолет и автоматный рожок, но не сам ­автомат).

— Иваныч, да ты звенишь! — бросает охранник проходящему через рамку сотруднику с портфелем.

— Отстань, Петрович! Я всегда звеню, характер у меня такой, — парирует сотрудник.

Первое место, куда нас повели, оказалось выставкой фотографий сотрудников на тему «Мои любимые животные». Со стены на нас смотрели котики, собачки и какая-то пестрая лягушка. Зверьки были, конечно, симпатичными. Но при чем здесь урановая мистика?

Этот завод начинал с того, что изготавливал начинку для атомных и термоядерных бомб. Потом переключился на топливо для атомных электростанций. В советские времена в довесок к урановым «таблеткам» здесь почему-то изготавливали маслобойки, чистящие средства и клюшки для хоккея. Это меня снова поражает. Сакральный уран — и рядом обыденная маслобойка.

Наконец мы попадаем в цех. И снова ничего особенного. Какие-то конвейеры, вытяжки, немногословные рабочие и аквариум у стены, откуда на нас глядит упитанная цихлида.

Нам дотошно показывают весь цикл производства ядерных топливных элементов. ­Интересно. Но больше всего поражает все-таки эта коробка, именуемая «лодочкой». В ней больше пяти тысяч урановых «таблеток». На таблетки они совсем не похожи — то ли бусины, то ли кофейные зерна средней обжарки. Но главное — они совсем рядом. Можно незаметно запустить туда руку и положить в карман эквивалент десятка цистерн нефти. У меня в голове даже проскользнула мысль о такой диверсии, но, вспомнив охранника с автоматным рожком, я как-то передумал. (Как выяснилось, не зря, на выходе задержали мою коллегу, у которой в кармане ­обнаружили незарегистрированную флешку.)

После нескольких процедур «лодочка» с «таблетками» доходит до двух симпатичных девушек, которые вручную с помощью пинцета ищут среди «таблеток» брак. Нам рассказывают, что скоро в цехе появится дико инновационное устройство, которое будет определять бракованные изделия без помощи симпатичных девушек.

Но все-таки процесс модернизации меня не так вдохновляет, как обыденность чуда и ужаса. Когда я писал эту колонку, моя коллега из отдела культуры напомнила мне про книгу Ханны Арендт о суде над нацистским преступником Адольфом Эйхманом. Ее поразило, что этот человек, ответственный за тысячи и тысячи человеческих смертей, внешне был совершенно заурядным, как бухгалтер из мелкой фирмы.

К счастью, на заводе, где я побывал, концентрируют в «таблетки» не массовую смерть, а тепловую энергию. Все-таки приятнее.