Комментариев: 216.09.2012

Керстин Брандт

"Der Spiegel"

Электроэнергия вместо бомб

 Россия планирует утилизировать плутоний, которого хватило бы для производства 8500 ядерных боеголовок, при помощи реактора. Однако цейтнот и уязвимость системы натриевого охлаждения делают проект рискованным предприятием.

  Смеющиеся детские лица сообщают о наступлении новой атомной эры. Текст на билборде, установленном в 50 км к востоку от Екатеринбурга, гласит: «Заречный — наш атомный город». Улицы в Заречном украшены цветочными клумбами, у памятника Неизвестному солдату лежат свежие венки, рыночная площадь завлекает детей надувными замками-батутами и каруселями. Единственная широкая дорога в городке с населением 30 тысяч человек ведет прямиком к территории Белоярской АЭС, которая вот уже более полувека гарантирует здешним жителям рабочие места, неподвластные кризисам.

 Белоярская АЭС — гордость России: на третьем энергоблоке работает реактор на быстрых нейтронах, или быстрый реактор бридерного типа. Из-за нештатных ситуаций такие реакторы снискали дурную славу почти по всему миру, но небольшой энергоблок мощностью 600 МВт, затерявшийся в уральских лесах, эксплуатируется вот уже 32 года без серьезных ЧП.

 Сегодня это единственный в мире быстрый реактор, используемый в коммерческих целях и работающий на полную мощность. А еще в Белоярске строится четвертый энергоблок, который должен будет служить миру во всем мире.

 13 июля 2011 года в силу вступило соглашение между Россией и Соединенными Штатами, которое президент США Барак Обама назвал «прогрессом, способствующим повышению безопасности в мире». Обе ядерные сверхдержавы договорились об утилизации в общей сложности 68 тонн плутония (этого количества достаточно для производства 17 тысяч ядерных боеголовок).

 «Плутоний будет использован для того, чтобы давать электричество нашим народам», — объявил Барак Обама.

 Для утилизации плутония Россия решила использовать быстрый реактор. Речь идет о конструкционном варианте реактора на быстрых нейтронах, у которого отсутствует экран зоны воспроизводства. Благодаря этому генератор плутония становится его «пожирателем». Правда, до сих пор никто не рисковал «топить» такой быстрый реактор оружейным плутонием, а ведь именно об этом идет речь в российско-американском соглашении об утилизации плутония. Администрация Барака Обамы предпочитает выполнять американскую часть соглашения о разоружении проверенным способом: положенные 34 тонны оружейного плутония Соединенные Штаты «сожгут» на традиционных АЭС. Тем не менее финансовая поддержка Штатов для строительства нового «разоружающего» реактора в Белоярске составляет как минимум $300 млн.

 «У нас будут проблемы! Нельзя в условиях цейтнота строить ядерный реактор — тем более такой сложности, — предупреждает Евгений*, участвующий в строительстве нового энергоблока. — Быстрый реактор — это не обычный тепловой, достаточно одного небрежно проваренного шва, и все!».

Дело в том, что реактор охлаждается не водой, а натрием — жидким металлом, который при соприкосновении с воздухом тут же воспламеняется. Но еще больше беспокойства связано с топливом, на котором должен работать новый реактор. Из всего «наследия» ядерного века самым опасным считается тяжелый металл, названный в честь римского бога подземного мира Плутона. Те шесть килограммов, которые 9 августа 1945 года дали толчок цепной ядерной реакции в небе над японским городом Нагасаки, привели к мгновенной гибели 80 тысяч человек. Даже миллиграммы плутония, которые могут попасть в легкие с пылью, смертельно опасны для людей. Сегодня на планете складируются колоссальные количества этого химического элемента. Дальнейшая судьба более чем тысячи тонн реакторного плутония пока что не решена: отработанное топливо временно хранится в бассейнах для выдержки твэлов и в промежуточных хранилищах. К отработанному топливу добавляется, по оценкам, 250 тонн оружейного плутония, состоящего из делящегося изотопа Pu-239 максимального обогащения и произведенного с одной-единственной «убойной» целью — для изготовления максимально надежных и максимально разрушительных взрывных устройств. То, что некогда сулило власть, после окончания гонки вооружений стало проклятием. Хранение плутония связано с колоссальными затратами, и притом для мирной жизни этот металл совершенно бесполезен. В кругах специалистов наилучшим выходом из создавшейся ситуации считается захоронение плутония, «упакованного» в стеклянные матрицы вместе с другими сильно фонящими ядерными отходами, в могильнике глубоко в недрах Земли. Но об этом пока и речи нет. Непростые переговоры о разоружении быстрее приводят к цели, если в результате обезвреживания ядерных бомб можно ожидать не огромных расходов на захоронение делящихся материалов, а прибыль.

 Соответствующий опыт у сверхдержав уже имеется: в рамках программы «Мегатонны в мегаватты» Соединенные Штаты в 1993 году обязались приобрести у России онн оружейного урана. Разбавленная до концентрации, пригодной к использованию в качестве топлива для АЭС, «начинка» советских ядерных боеголовок сегодня обеспечивает до 10% потребности США в электроэнергии. Этот успешный рецепт теперь решено распространить на оружейный плутоний. Но плутоний — это не уран. Этот материал обладает большей токсичностью и радиоактивностью. И его не так просто «разбавить».

 Евгений не знает английского, и лозунг сторонников разоружения Global Zero ему ни о чем не говорит. До недавнего времени он был убежден, что Россия — единственная в мире страна, которая умеет делать быстрые реакторы. Он много лет работал на быстром реакторе БАЭС, но с тех пор как руководство направило его на строительство следующей модели — БН-800, им овладели сомнения. Ввод в эксплуатацию, изначально намеченный на 2014 год, решили перенести на более ранний срок. С тех пор гигантская стройплощадка живет в режиме постоянного цейтнота.

 «Сумасшедший дом какой-то! — расстраивается Евгений. — И я не могу понять почему, ведь никаких причин для спешки нет!».

Сегодня Евгения преследуют мысли, которые раньше даже не приходили в голову. Его беспокоят сварные швы, трубопроводы и вентили контура охлаждения, которые должны быть достаточно прочными, чтобы выдержать энергию деления ядер плутония. Он думает о том, почему в России быстрые реакторы называют технологией будущего, в то время как на Западе они считаются неудачным решением. И его не покидает чувство, что при помощи гидравлических насосов, оборудования для контроля давления и счетчиков Гейгера придется сражаться с противником, разрушительная сила которого равняется 8500 ядерным бомбам. «Строительство и монтаж оборудования продвигаются с большой скоростью. Это позволяет рассчитывать на то, что четвертый энергоблок БАЭС может быть введен в эксплуатацию уже в октябре—ноябре 2013 года», — заявил в конце прошлого года генеральный директор государственной корпорации «Росатом» Сергей Кириенко. Скорый запуск реактора БН-800 обеспечит России технологическое преимущество, на которое она очень рассчитывает в контексте освоения глобального рынка.

 Китай уже проявил интерес к быстрым реакторам российского производства: Росатом ведет переговоры с КНР о поставке реакторов типа БН-800 для двух энергоблоков. В России, где редко случается, чтобы протестующие жители или строптивые инвесторы препятствовали реализации государственных интересов, опробовать рискованные технологии легче, чем в других странах.

 «Конечно же, мы тоже задумываемся и о Чернобыле, и о Фукусиме, но мы не боимся, — говорит женщина, присматривающая за сыном, который карабкается по шведской стенке. — Наша АЭС приносит городу хорошие деньги».

 Слышала ли она, что в скором времени в качестве топлива здесь будут использовать оружейный плутоний? «Ну да, конечно, — говорит она, — но в технике я мало что понимаю». Зато пенсионер, греющийся на скамейке в лучах вечернего солнца, разбирается в теме. «Я люблю нашу АЭС, мне всегда нравилось работать на ней», — рассказывает он. До пенсии этот житель Заречного отвечал за обслуживание системы натриевого охлаждения. Натрий — высокоактивный жидкий металл, вызывающий коррозию трубопроводов и в случае утечки воспламеняющийся в результате банального контакта с воздухом, он проявил себя как проблемный теплоноситель уже на многих ядерных объектах с быстрыми реакторами по всему миру. Но пенсионер только пожимает плечами: зачем бросаться останавливать сразу все реакторы, если где-то случился натриевый пожар? «Похоже, на Западе люди слишком тревожатся, мы, русские, смотрим на это проще», — говорит он. То, что в Белоярске уже были случаи возгорания натрия, он не отрицает. Однажды даже в его присутствии: «Как выяснилось, пламя гаснет само собой, ничего страшного не случилось».

 Официального разрешения на осмотр энергоблока Росатом иностранным журналистам не дает. Но Евгений знает дорогу, пролегающую через дачный поселок. Плакаты на обочине гласят: «Белоярская АЭС — стремление к совершенству». Через лобовое стекло открывается вид на здание энергоблока: безыскусная, угловатая архитектура. Купола, который на многих других АЭС «накрывает» защитную конструкцию вокруг реактора, здесь нет. На этом энергоблоке, рассказывает Евгений, прошло много хороших лет его трудовой жизни. Вот только между ним и строящимся ныне «преемником», реактором БН-800, есть принципиальное различие: быстрый реактор, на котором персонал нарабатывал опыт, в штатном режиме «топится» ураном, а не плутонием. До 20% проблемной начинки для бомб «подмешивается» в так называемое МОКС-топливо из оксидов делящихся материалов. Нет никакого опыта работы с концентрацией плутония, которая многократно превышает ПДК в стандартном МОКС-топливе, поставляемом, к примеру, на АЭС в Германии.

 «Внезапно появляется информация: МОКС-топливо поступит уже в ноябре! И теплоноситель натрий тоже будет поставлен еще в этом году! — Евгений почти срывается на крик. — И что нам делать? Ни хранилище, ни три контура системы охлаждения не будут готовы к этому времени».

 Он готов рассказывать, не дожидаясь расспросов. О дефектных деталях, о дешевом оборудовании, о слишком жестких временных рамках. «Из-за хронического цейтнота многое сейчас монтируется временно, — говорит Евгений. — С таким запуском ядерного реактора узнаешь, что такое страх».

 Дорога ведет непосредственно вдоль гигантской стройплощадки. Рабочий день закончился, и территория под густой сетью линий электропередач кажется вымершей. На фоне вечернего неба возвышается бетонная конструкция размером с казарму, повсюду стоят строительные краны. С улицы самого здания реактора не видно, его «сердце» — напорная камера — будет расположено глубоко под землей. Если все пойдет так, как обещает глава Росатома Сергей Кириенко, то уже через считанные месяцы реактор БН-800 запустят. Тогда американские и российские политики смогут еще раз заявить, что отныне мир стал безопаснее и лучше защищен от террористов и ядерного оружия. А внутри напорной камеры в Заречном температура поднимется примерно до 550°С. Начиная с этого момента, быстрые нейтроны будут вызывать деление ядер плутония. И нужно, чтобы каждый сварной шов оказался герметичным, а автоматизированная система управления технологическими процессами надежно контролировала высвобождающуюся энергию ядерного пекла. Евгений и его коллеги должны будут заботиться, чтобы по несчастной случайности не произошло того, чего призван не допустить договор о разоружении: неконтролируемой ядерной реакции оружейного плутония на окраине населенного пункта. Звонит мобильный телефон: дома Евгения заждались, пора ужинать. Он разворачивает свой автомобиль Toyota и прибавляет газу. Кое-кто из руководства и некоторые коллеги, с которыми Евгений работал долгие годы, за последние недели ушли, рассказывает он, на освободившиеся места берут новичков в профессии.

 «Люди без опыта, понятия не имеющие о том, к каким проблемам может привести такой теплоноситель, как натрий, у нас возглавляют отделы», — сетует Евгений. Его взгляд прикован к зеркалу заднего вида, в котором постепенно отдаляется бетонное здание нового «разоружающего» реактора БН-800.

«И знаете что? Я тоже уйду. Или нет: убегу».