Комментариев: 104.10.2005

Н.И.Миронова, председатель «Движения за ядерную безопасность»

Как утверждают эксперты, идею создания плавучих атомных станций впервые сформулировал Ричард Экерт, вице-президент «The Publick Service Electric and Gas Co. Of New Jersy», США, в 1969 году. Он даже добился создания в «Вестингауз» дочерней энергетической компании – «Offshore Power Systems», которая планировала построить в 1980–1981 годах восемь плавучих атомных станций мощностью 1150 МВт каждая. Идея провалилась, несмотря на затраченные компанией 180 млн долларов США, из-за сопротивления властей прибрежных штатов, сопротивления общественности и явной экономической неэффективности проекта.

Однако планы Росатома по строительству и продаже плавучих атомных станций, в первую очередь, в Юго-Восточную Азию и Китай, не остановил даже декабрьский цунами 2004 г., перед которым оказались бессильны правительства. Скорее всего, непредсказуемость стихии все же снизит покупательскую активность этих стран.

Видимо, рынок, на который предстоит рассчитывать строителям ПАЭС – внутренний рынок России. На этом рынке уже появились первые покупатели. Например, ОАО «ЛУКОЙЛ-Нижегороднефтеоргсинтез». Руководство этой дочки ЛУКОЙЛа считает наиболее актуальной задачей использование малых атомных энергетических установок¹. Генеральный директор ОАО считает, что установка малых атомных энергетических станций позволит снизить энергозатраты предприятия.

Трудно определить, как это удастся сделать генеральному директору, если стоимость ПАЭС на МВт сравнима со стоимостью бридерной атомной станции, которая в 2,5 раза выше стоимости АЭС на тепловых нейтронах. Росэнергоатом определяет стоимость 50 МВт Северодвинской ПАЭС от 109 до 145 млн долларов. То есть, если измерять слонами, т.е. 800 МВт БН-ами, то получится от 1,8 до 2,4 млрд долларов на 800 МВт. Каким же образом ПАЭС помогут ЛУКОЙЛу снизить энергетические затраты? Может быть, следует поискать скрытые механизмы переноса затрат?

Можно обнаружить, что в комплекс ПАЭС должны также войти гидротехнические сооружения, ограждающие акваторию базирования плавучего энергоблока от природных и техногенных воздействий, и береговые сооружения, обеспечивающие прием и передачу электроэнергии и тепла потребителю. Интересно, что инвестиции в строительство береговых сооружений (около 10% стоимости станции) в «месте приписки» планируется осуществлять за счет местных бюджетов.

Кроме оборудования акватории базирования, предстоят еще расходы на обеспечение радиационной безопасности портов Российской Федерации при заходе и стоянке в них ПАЭС. Перезагрузка реакторов по разным источникам будет производиться раз в 7–10, 12 или 14 лет. Но оборудование портов и готовность персонала должны поддерживаться весь период эксплуатации – 40 лет. Интересно, включен ли в стоимость ПАЭС весь набор мероприятий, предписанный для портов санитарными правилами СП 2.6.1.01-04? А если нет, то кто будет компенсировать эти затраты, и не является ли это переносом затрат Росэнергоатома на другие хозяйствующие субъекты?

Скрытые и перенесенные затраты ставят под вопрос добросовестность конкуренции при продвижении ПАЭС на мировой рынок. Нетрудно предвидеть антидемпинговые меры, которые последуют за этим. В 2002 году Герман Греф признал, что «за последние 5 лет количество антидемпинговых процедур против торговых агентов РФ выросло в 4 раза и достигло 120. Это приносит ущерб более 4 млрд долларов в год»².

Каждый акт рыночного обмена характеризуется выгодой, получаемой участниками обмена и издержками, которые требуются для его осуществления. Издержки рыночного обмена, которые принято называть транзакционными, кроме расходов на обеспечение сделок денежными средствами, управление сделками, в том числе, установление нарушений и штрафование, включают также ряд неустойчивых параметров. Именно на этих неустойчивостях, зависящих от информационной «ассиметричности», и строится выгода. Три параметра, связанные с индивидуальным знанием и информацией, а именно оценка полезности обмениваемого товара, определение рисков сделки и включение премии за риск, и расходы, связанные с поддержанием неформального доверия между участниками обмена. Обмен доверием относится к формам неденежного обмена, мерой его стоимости выступают альтернативные издержки, которые измеряются потерями, возникающими при отсутствии доверия. Структурами, регулирующими рынок, становятся общественные (в широком смысле) институты, создающие нормативно регулируемую среду. В качестве норм могут выступать как юридические акты, так и моральные ценности. Приведем высказывание известнейшего рыночного аналитика Фрэнсиса Фукуяма: «Закон, договор, экономическая целесообразность необходимы, но недостаточны в качестве основы стабильности и благополучия…, к ним следует добавить такие понятия, как принципы взаимности, моральные обязательства, долг перед обществом и доверие, которые основаны на традициях и обычаях, а не на рациональном расчете»³.

Развитый рынок сохраняет устойчивость благодаря нравственным принципам, основанным на признании не только свободы, но и ответственности каждого участника рынка.

Российские государственные и негосударственные рыночные агенты, а в нашем случае, это наследники и представители военно-промышленного комплекса и Росатома, при выходе на мировой рынок вносят дополнительное возмущение, прежде всего, в информационно неустойчивые параметры. При этом оценка полезности привычно подменяется моделью распределительной экономики, при которой не спрос определяет производство, а производство формирует распределение, создавая квази-рынки. Определение рисков подменяется позиционированием агентов в политической иерархии государства.

Выход на международный рынок подобных агентов с коммерческими предложениями по ценам, сниженным за счет переноса затрат, поставил моральные устои рынка перед непреодолимым соблазном получения выгоды агентами рынка за счет общественных издержек.

Это в полной мере можно отнести к схемам, реализуемым в топливном цикле Росатома. В подтверждение наших выводов приведем цитату из выступления на Правительственном часе в Государственной Думе РФ 5 марта 2003 г. министра по атомной энергии Александра Румянцева: «Вопрос об отработавшем ядерном топливе достаточно ключевой в каждой стране, которая исповедует ядерную энергетику. В настоящее время обращение с топливом регламентировано соответствующими законами и теми поправками, которые вы приняли к этим законам, глубокоуважаемые депутаты, в прошлом году. Я должен отметить, что прямо с июня прошлого года, вернее, позапрошлого уже, 2001 года эти поправки заработали в полной мере, потому что они обеспечили нам законодательную базу легитимного присутствия на мировых рынках – при строительстве атомных станций в Китае, в Индии, в Иране. Это сняло множество вопросов у наших западных партнеров по транспортировке отработавшего ядерного топлива из Болгарии, из Украины, из других стран, где сооружены по советским, российским проектам атомные станции. Поэтому эта нормативная база, усовершенствованная поправками 2001 года, в значительной степени работает и обеспечивает все наши действия в правовом поле»⁴.

Рыночная «редкость» сделок Росатома, совершаемых в сфере мирного использования атомной энергии и, позднее, в области ядерного разоружения⁵, заключается в получении выгоды агентами рынка за счет общественных издержек. Ярким примером служат усилия Минатома сформировать предложение уран-плутониевого топлива на основе «нулевой цены»⁶ плутония, тогда как его стоимость, как минимум, в 4 раза выше стоимости 90% военного урана⁷, или предложение плавучих атомных станций.

«Вброс» в коммерческий сектор военных ресурсов и технологий по «нулевой» или заниженной цене лежит в основе демпингового поведения Минатома на внешнем рынке и создает угрозу применения к нему антидемпинговых мер. Более того, поддержание спроса на свою продукцию Минатом формирует и удерживает путем переноса затрат и занижения цены на топливные услуги как на внешнем, так и на внутреннем рынке.

Получение выгоды участниками международного рынка с переносом издержек рыночного обмена на социум были сформированы в 70-е годы в отношении стран третьего мира, когда наблюдались массовые попытки использования территорий африканских стран для размещения индустриальных отходов.

В 60–80-е годы антиэкологическая политика западного бизнеса в отношении стран третьего мира привела к подъему общественного негодования, росту экологического движения на Западе и в США, что ускорило формирование экологической этики.

В итоге, был принят целый ряд международных соглашений, запрещающих использование территорий слаборазвитых стран для захоронения токсичных отходов.

Стокгольмской Декларацией ООН был сформулирован основополагающий принцип: «Введение в окружающую среду токсических веществ или других веществ и выброс тепла в таких количествах или концентрациях, которые превышают способность окружающей среды обезвреживать их, должны быть прекращены, с тем, чтобы это не наносило серьезного или непоправимого ущерба экосистемам. Необходимо поддерживать справедливую борьбу народов всех стран против загрязнения»⁸.

Были приняты международные договоры о запрещении испытаний ядерного оружия⁹.

Международное сообщество создавало институты защиты окружающей среды. Принятая в 1974 году «Хартия экономических прав и обязанностей государств» гласит: «За защиту, сохранение и улучшение окружающей среды для нынешнего и будущих поколений несут ответственность все государства. Все государства должны стремиться к выработке своей собственной политики в области окружающей среды и развития в соответствии с этой ответственностью. Политики всех государств в области окружающей среды должны способствовать, а не оказывать неблагоприятное воздействие на нынешний или будущий потенциал развития развивающихся стран…»¹⁰.

Нужно отметить, что социум играл ведущую роль в формировании и развитии экологических ценностей и формировании международной экологической этики. Именно в это время возникли правозащитные, антиядерные и экологические общественные движения. Экологические запреты повлияли на реструктуризацию индустрии промышленно развитых стран и, по существу, ускорили развитие ресурсо- и энергоэффективных наукоемких информационных технологий, и, обусловленную этим развитием, глобализацию и переход к постиндустриальному обществу. Постиндустриальное общество характеризуется снижением общественных издержек.

К общественным издержкам относятся и экологические издержки, которые либо не учитываются совсем, либо рассчитываются некорректно, т.е. без расчета ущерба от загрязнения окружающей среды. В результате принятой в Минатоме стратегии замкнутого ядерного топливного цикла, топливные предприятия Минатома загрязнили обширные территории России на сотни тысяч и миллионы лет. Именно столько времени до полного распада радионуклидов, с учетом всей цепочки их ядерных превращений, загрязненные территории будут сохранять повышенную угрозу жизни и здоровью людей.

Правительством РФ легализована схема перевода производственных издержек Росатома–Минатома–Минсредмаша в общественные издержки путем переноса компенсаций социального и экологического ущерба с причинителя этого ущерба на бюджетные Федеральные целевые программы, т.е., по сути, на социум.

Институциональная государственная защита поведения таких агентов международного рынка, как Росатом, компенсирующих огромные транзакционные издержки путем делегирования агентам политических прав, делает и рынок, и положение на нем государства как субъекта ответственности все более неустойчивым. Особенность транзакционных издержек в том, что в некоторых своих составляющих, например, поддержание неформального доверия, компенсации за риск и др., они находятся на опасно близком расстоянии от коррупции.

Третий важный аспект – нераспространение. Рынки ядерных материалов и технологий подпадают под международные ограничения по нераспространению ядерных материалов и технологий. Несоблюдение этих ограничений приводит к созданию черных и серых рынков, наличие которых уже получило подтверждение в обнародовании передачи военных ядерных технологий Пакистаном в Северную Корею.

Обогащение урана в прототипах реакторов плавучих АЭС доходит до 90%. И даже если это будет 60%, как планирует Росэнергоатом, продажа этой технологии и оборудования может быть затруднена ограничениями нераспространения ядерных материалов и технологий двойного назначения. Политический интерес покупателя (а им, как показывают намерения ЛУКОЙЛа, может стать не только правительство, но и любая коммерческая структура) в легальном получении технологии производства высокообогащенного урана. Тогда вопрос только в том, как скоро Роснеэнергоатом, а следом за ним и Российское Правительство, и Россию как страну, объявят пролиферантом.

На то, что в мировом сообществе уже существует тенденция формирования подобного мнения, обратил внимание министр обороны С. Иванов в своем выступлении 13 января в неправительственном Совете по международным отношениям «Мир в XXI веке: противодействие новым вызовам и угрозам» в Нью-Йорке.