Комментариев: 027.05.2013

http://mn.ru/world/20130527/347374231.html

Газета № 531 (531)Александра Белуза

    Аналитики задаются вопросом, какая линия будет доминировать в Иране в ближайшие годы - большая секуляризация и либерализация или, напротив, ортодоксия и возврат к ценностям ислама.

    14 июня в Иране пройдут президентские выборы. Действующий президент Махмуд Ахмадинежад участвовать в них не может — в Иране, как и в России, занимать этот пост разрешается не более двух раз подряд, а свои два срока Ахмадинежад почти отработал. Вопрос не только в том, каким будет новое лицо иранской политики, но и в том, удастся ли иранской элите выбраться из зыбучих песков политических противоречий и сохранить влияние на Ближнем Востоке.

Иран говорит и показывает

Ирано-израильский конфликт Обамы и Ромни

Проблемы тандема

   В Иране президент лишь глава исполнительной власти, основные же рычаги по управлению государством сосредоточены в руках религиозного лидера, которым с 1989 года и по сей день является великий аятолла Али Хаменеи. При этом духовного вождя (по-персидски — рахбара) выбирают в узком кругу и пожизненно, а пост президента отдают на откуп хоть и суверенной, но демократии. В этом одновременно и уникальность иранской теократии, и ее уязвимость. Возможно, отчасти поэтому ситуацию, складывающуюся ныне в Иране, западные комментаторы иногда сравнивают с российской в период выбора Владимиром Путиным преемника и с последующим президентством Дмитрия Медведева при сохранении тандема.

   На минувшей неделе Наблюдательный совет, полностью подконтрольный рахбару, огласил список зарегистрированных кандидатов на пост президента — из 686 человек, хотевших побороться за пост, к участию в выборах допущено восемь. Демократические приличия формально соблюдены: в списке присутствуют представители двух основных политических лагерей — пять консерваторов и три реформатора. Однако поскольку это умеренные реформаторы и прагматичные консерваторы, то понять, чем они отличаются друг от друга, практически невозможно. Взгляды и тех и других, на вкус человека западного, представляют собой гремучую смесь либерализации экономики и исламизации общественной жизни при сохранении жесткого курса во внешней политике. Это и дает аналитикам возможность рассуждать, какая линия будет доминировать в стране в ближайшие годы — большая секуляризация и либерализация или, напротив, большая ортодоксия и возврат к ценностям ислама. Однако почти все сходятся на том, что внешняя политика вряд ли претерпит существенные изменения. И все же всех кандидатов объединяет общая верность идеалам исламской революции и принципу «велаяте факих», предполагающему примат власти авторитетного мусульманского богослова. Поэтому по большому счету кто именно из восьмерки доберется до финиша, не так уж и важно. Все они кандидаты от власти. «Шестеро — это бывшие высокопоставленные чиновники, правда, работавшие в разных администрациях, и двое — действующие. Это люди, имеющие чуть-чуть разные взгляды в тактическом плане, а не в стратегическом. Оппозиционеров, тех, кто готов расшатать режим, среди них нет», — говорит старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Владимир Сажин.

При всем богатстве выбора

   Определяющими станут три момента. Первый — будет ли новый президент легитимным в глазах иранского населения. Собственно, легитимность выборов в какой-то степени уже поставлена под вопрос — по решению Наблюдательного совета из предвыборной гонки исключены два наиболее влиятельных, популярных среди населения и достаточно независимых от вождя игрока. Это экс-президент Ирана и самый богатый человек в стране Али Акбар Хашеми-Рафсанджани и бывший руководитель администрации президента Эсфандияр Рахим Машайи, близкий к Ахмадинежаду.

«Рафсанджани, конечно, не оппозиционер, но его собирались поддерживать самые разные силы: и клерикалы, и участники протестного «зеленого движения», — отмечает Сажин. Что касается Машайи, то он соратник, близкий друг и родственник Ахмадинежада (по российским канонам они сваты). «Было ясно, что если его выберут президентом, то Ахмадинежад станет теневым кардиналом», — говорит главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Георгий Мирский.

Впрочем, от своего выдвиженца Ахмадинежад легко не откажется — он уже пообещал обсудить выбытие ставленника с верховным лидером и настаивать на включении Машайи в президентскую гонку «до самого последнего момента».

   Опасно и то, что за обоими вычеркнутыми кандидатами стоят влиятельные силы, обида которых может выплеснуться на улицу, как уже было в 2009 году. Тогда «зеленые протесты» всерьез озадачили правителей и породили надежду у западных наблюдателей, что режим-таки даст трещину, а то и падет под требованиями продвинутых рассерженных пользователей социальных сетей. Этого, впрочем, не произошло, что еще больше озадачило Запад и настроило его против режима, подавляющего волеизъявление своих граждан. Однако затухание протестов тогда не означает, что они не возникнут сейчас.

Зеленое недовольство

  Исключение из списка наиболее ярких людей само по себе свидетельствует в пользу неполноценности оставшегося выбора, тем более что политические мотивы этого решения для всех очевидны. Это может подогреть недовольство избирателей в случае, если еще и подсчет голосов 14 июня будет проведен не математическим, а политическим методом. А окончательные итоги голосования в Иране тоже утверждает Наблюдательный совет. То, что иранцы не готовы терпеть масштабные фальсификации, они наглядно доказали четыре года назад, когда после оглашения итогов президентских выборов 2009 года по стране прокатилась волна масштабных протестов, которая стала именоваться «зеленым движением» (зеленый цвет ислама был символом избирательной кампании проигравшего соперника Ахмадинежада). «Подобного рода всплески могут быть всегда, когда люди видят, что их нахально обманывают, — говорит Мирский. — Ведь Ахмадинежад на самом деле победил на выборах 2009 года: то, что он получил больше 50% голосов, это ясно. Но нарисовали ему гораздо больше — около 63%, отняв голоса у других кандидатов, очень авторитетных в стране людей. Вот это народ и возмутило».

  Сегодня риски возникновения массовых беспорядков даже еще выше, чем четыре года назад. Персидской весны эксперты не ждут, но раскачать режим, говорят они, разные силы могут. Глава госдепартамента США Джон Керри уже высказался в том духе, что отобранные кандидаты в Иране представляют интересы режима, но не народа. Карта «выборов без выбора» может разыгрываться и внешними силами. Но все-таки главный дестабилизирующий фактор — внутренний. Это обнищание населения. «Если к социально-экономическому недовольству, — говорит Сажин, — добавится еще недовольство итогами выборов, то получится очень взрывоопасный коктейль».

Экономика шариата

   Поэтому второй после легитимности выборов важный момент — наличие у избирателей веры в подъем экономики. Увидят ли они в новом президенте надежду на улучшение собственной жизни? Хаменеи, стоящий как бы «над схваткой» и открыто никого не поддерживающий, выбирать президента народу Ирана советует «исходя из шариатских аргументов», то есть наиболее справедливого. По его словам, это будет залогом мирского и загробного спокойствия. Проблема только в том, что Ахмадинежад, главной целью своего экономического курса декларировавший как раз достижение социальной справедливости, обещания выполнил явно не в полном объеме. Пенсии он повысил, однако общий уровень бедности только за последний год вырос на 20%.

   Главную роль в том, что некогда самая растущая экономика на Ближнем Востоке превратилась в пикирующую, сыграли международные санкции, введенные ООН, ЕС и США с целью заставить Иран отказаться от обогащения урана. Наиболее болезненным ограничением стало нефтяное эмбарго Евросоюза, в результате чего Иран лишился части экспортных контрактов, а также запрет на финансовые операции, отрезавший банковскую систему Ирана от мировой. За всем этим последовало резкое сокращение доходов бюджета, девальвация национальной валюты, гиперинфляция и рост безработицы.

   Несмотря на риторику, Израиль, по мнению экспертов, уже смирился с тем, что США с войной не помогут, а значит, придется долго и нудно вести политику ядерного сдерживания Ирана

   «Несмотря на введение санкций, Индия, Китай и ряд других стран продолжают покупать иранскую нефть. Поэтому санкции, конечно, понижают уровень жизни населения, но они не ставят страну в безвыходное положение», — говорит декан факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ Сергей Караганов. Однако за минувшие два года преодолеть спад так и не удалось. Поэтому и звучат опасения, что социальная напряженность, еще по осени выливавшаяся в митинги на базарах и требования исключительно экономические, сейчас может перейти в политику. Тем более что около 70% населения Ирана —люди до 30 лет, и значительная часть молодежи, проживающей в крупных городах, политизирована.

Любопытно, кстати, что в списке кандидатов на пост президента нет радикальных исламистов: все восемь человек — сторонники постепенных реформ. Возможно, это стало политическим ответом на требование граждан добиться ослабления санкций. Понятно также, что при выборе нового президента население (по крайней мере образованная его часть) будет обращать внимание не на риторику кандидатов, а на наличие у них четкой доктрины развития.

Медведь-космонавт

   Третий важный момент: кто бы ни стал новым президентом Ирана, это будет уже не Ахмадинежад. Он уходит, но оставляет в наследство шлейф разлада внутри элит. «Ахмадинежад попытался пропихнуть против воли рахбара несколько своих соратников в большое начальство и несколько близких к рахбару людей уволить, после чего его чуть было не подвергли импичменту в парламенте, а рахбар мягко намекнул, что может ликвидировать сам пост президента», — говорит глава Института Ближнего Востока Евгений Сатановский. «Аятолла посадил Ахмадинежада как медвежонка в эту берлогу, но тот вырос в большого медведя. Два медведя в одной берлоге — это слишком», — добавляет Мирский.

  Собственно, из-за конфликта с Хаменеи на дальнейшей политической карьере Ахмадинежада можно, очевидно, ставить крест. Сам он говорит, что после окончания президентских полномочий хочет полететь в космос, и, возможно, не шутит. Симптоматично, что Наблюдательный совет недавно потребовал выпороть президента за то, что тот открыто поддержал одного из кандидатов. Эти запущенные в информационное пространство 74 удара плетью, очевидно, демонстрируют желание выставить в смешном свете того, кто посмел играть в политику всерьез.

  Во второй тур президентских выборов, а он неизбежен, по прогнозам экспертов, выйдут мэр Тегерана Мохаммадбакер Калибаф (его любят в Тегеране) и главный иранский переговорщик по ядерной проблеме Саид Джалили (его раскручивает окружение верховного лидера). Это значит, что новый президент будет в любом случае более либеральным, чем Ахмадинежад, который по взглядам был ближе всего к радикалам. Это также значит, что мир может ждать от Ирана как минимум более дипломатичной риторики: заявления Ахмадинежада («в ближайшее время весь мир окажется в руках ислама», «сионистский режим и сионисты — это наша раковая опухоль» и др.) только добавляли чуть ли не дьявольские черты в имидж страны.

С ядерной улыбкой

   Однако говорить о том, что с новым лицом позиция Ирана по ядерной проблеме изменится принципиально, не приходится. Она поменяется скорее именно стилистически. «Иранская элита едина в своем желании получить ядерное оружие или как минимум способность к обладанию им, считая это частью своей национальной идеи и необходимым условием обеспечения своей национальной безопасности, — отмечает Караганов. — Другое дело, что все равно в Иране будут вестись споры относительно того, а нужно ли формально перейти через ядерный порог, то есть создать ядерное оружие, или нет. Есть еще третий вариант — создать способность к производству ядерного оружия, произвести его и спрятать. То есть не объявить о том, что оно есть».

   Это и будет предметом политической борьбы, считает эксперт. Только идти она будет внутри иранского правящего класса и почти не затронет официальный переговорный процесс с участием шестерки международных посредников. «Атомная бомба — это слишком серьезная вещь, чтобы от нее отказываться. Поэтому никакой президент Ирана не будет делать ничего другого, кроме того, что делал нынешний президент. Вопрос только в том, будет ли он это делать с таким рвением, портя отношения со всем миром, или будет делать это умно, с ласковой улыбкой и обтекаемыми фразами», — говорит Сатановский.

   Исход же возможен в двух вариантах. Экономическая, или, как ее еще называют, санкционная, война есть не что иное, как проверка иранской власти на прочность. Соответственно режим ее либо проигрывает (т.е. под воздействием санкций идет на уступки и прекращает обогащать уран), либо выигрывает (т.е. находит пути выхода из экономического кризиса, например за счет ускоренного технологического развития с опорой на собственные силы и страны, продолжающие сотрудничество с Ираном).

Сдержаться и сдержать, а не ударить

   Если страна выдержит удар, нанесенный в такое уязвимое место, как зависимость от экспорта нефти, то других рычагов давления у Запада не останется. Как следствие мир получит перманентную политику сдерживания, которая скорее всего не принесет результата — рано или поздно Иран создаст ядерное оружие. Альтернативный вариант — военная операция, которая чревата активизацией террористических ячеек и большой кровью на всем Ближнем Востоке. Но Запад на это не пойдет точно, сколь бы сильным ни было его желание сдержать превращение Ирана в региональную супердержаву.

    Развязать войну потенциально может Израиль, который давно заявляет о недостаточности экономических мер воздействия на Иран. Однако, несмотря на риторику, Израиль, по мнению экспертов, уже смирился с тем, что США ему с войной не помогут, а значит, придется долго и нудно вести политику ядерного сдерживания Ирана.

Море и точки

    Если говорить о России, то уход Ахмадинежада ставит под вопрос прежде всего каспийский диалог, активную позицию в котором Иран занимал не в последнюю очередь благодаря личной напористости нынешнего президента. Именно он, например, предложил, чтобы группа по работе над конвенцией о статусе Каспия на уровне замминистров иностранных дел собиралась не реже пяти раз в год. Если приоритетность диалога по Каспию во внешней политике Ирана будет понижена, это может подвигнуть другие страны на то, чтобы в принципе уменьшить роль пятерки прикаспийских государств в определении правового статуса моря.

   Тем более что помимо несгибаемых Ирана и России там есть Казахстан, Туркмения и Азербайджан. «Если мы в какой-то момент ослабим взаимодействие, можете не сомневаться, нашими вопросами захотят заниматься другие государства, которые никакого отношения к Каспию не имеют, но которым интересно здесь появиться для решения собственных экономических, а то и политических задач», — заявил президент России (им тогда работал Дмитрий Медведев) на третьем Каспийском саммите в ноябре 2010 года.

  Кроме того, Иран как ведущая региональная держава во многом позволяет сохранять пусть хрупкую, но все-таки безопасность на постсоветском пространстве — в республиках Закавказья и Средней Азии. На Иран завязаны и горячие точки, существующие сегодня на Ближнем Востоке, — начиная от Афганистана, восстановлению которого Иран помогает, и заканчивая Сирией, где вот уже год не стихает гражданская война. Башар Асад, по мнению экспертов, держится во многом благодаря поддержке со стороны Ирана, который отправляет туда и продовольствие, и вооружение, и бойцов «Хизбаллы». Понятно, что малейшая политическая дестабилизация в Иране ослабит позиции страны как задающей тон всему региону.

   А ощущение крепости — то, чего там как раз не хватает. Все последние годы, констатируют эксперты, регион разваливается на куски — многие страны (Ирак, Ливия, Йемен, Сирия) либо уже практически прекратили свое существование, либо находятся на грани. «В этой ситуации иранская нестабильность может добавить еще одну запятую в огромную картинку развала всего Ближнего Востока, — говорит Караганов. — Кто-то может попытаться воспользоваться иранской ситуацией для того, чтобы подтолкнуть ее в сторону еще одного конфликта. Но мы уже можем констатировать, что весь большой регион Ближнего Востока фактически обречен на очень длительный период развала, переформатирования границ, конфликтов и социальной деградации».