Комментариев: 029.01.2005

Виктор Терёшкин

журнал "Посев"

  От фамилии «Харитонов» у очень многих начальников на Ленинградской атомной станции имени В. И.Ленина начинается сильнейшая неврастения. За постоянные требования Сергея выполнять правила безопасности, письма - разоблачения его со станции уволили. Разумеется, по 33-ей статье. Еще бы - он был постоянным возмутителем спокойствия на атомной станции, которая числится лучшей в России. Раздавал интервью журналистам, вступил в экологическую организацию, участвовал в пресс-конференциях, анти атомных митингах и пикетах.

 Несколько лет Сергей судился с атомной станцией, но выиграть процесс не смог. Сейчас пытается добиться через суд признания незаконным решения чиновника Минатома о запуске на территории ЛАЭС крупнейшего в Европе завода по переплавке металлических радиоактивных отходов (ЗАО Экомет-С) без акта государственной экологической экспертизы.

  На Западе таких, как Харитонов называют «сигнальщиками». В США сигнальщики защищены двумя федеральными законами и рядом статей билля о Корпоративной реформе. Существует и общественная организация, защищающая права этих смелых людей – «Проект за Ответственность Правительства». В законах четко прописано, кто такой сигнальщик. В 1999 году в Великобритании вступил в силу закон «Закон о раскрытии общественно важной информации».

 После того, как произошли тяжелейшие аварии, и погибли десятки людей. Когда Сергей еще работал на атомной станции, я всегда звонил ему в случае ЧП, которые на ЛАЭС, как правило, тщательно скрывали. Не было случая, чтобы он не знал, что произошло на самом деле. Иногда я спрашивал его – Сережа, а ты не боишься выносить сор из своей атомной избы? Пусть они меня боятся, - всегда отвечал он. Будущий сигнальщик родился в крохотном городке Каменногорске Ленинградской области и уже в восьмилетке стал интересоваться философскими истинами. Дальше – йога, фильмы Куросавы, восточная философия. В армии больше всего взысканий ефрейтор Харитонов получил за то, что не мордовал своих солдат. И вот тут впервые Сергей понял - лучшее оружие против отцов-командиров - устав. И вызубрил его наизусть. Лишний раз зануду –ефрейтора теперь боялись тронуть.

ИЗНАНКА ЛАЭС

После дембеля, в январе 73 года устроился на ЛАЭС. Потому что в Ленинграде не прописали. А в военкомате посоветовали – поезжай на комсомольскую, передовую стройку в Сосновый Бор. Там быстро квартиры дают. На станции предложили работать оператором. - Моя жизненная школа сигнальщика началась с реакторного цеха, - вспоминает Сергей. - С первых же дней. Шел как раз монтаж оборудования. И это оборудование мы принимали. Одновременно учились на полугодовых курсах. Смотреть было страшно, как шел монтаж, прием. Это уже много лет спустя я прочитал рассекреченные документы КГБ Украины, в них говорилось с каким дикими нарушениями шел монтаж на Чернобыльской АЭС. Повсеместные дефекты строительных конструкций, поток дефектного оборудования. Точно такую же картину я наблюдал на нашей станции. Травмы и смертельные увечья были рядовыми событиями. - А когда первый блок запускали, это тоже был сплошной аврал? - Состояние аврала было постоянным. Любой запуск блока тогда был авралом. Инструкций не было, они тогда были в самом общем виде. Писали их, как правильно говорят – на крови. Не хватало элементарных датчиков. Они были установлены лишь на самых главных системах. Колоссальное количество деталей со скрытыми дефектами было смонтировано: и в контурах многократной принудительной циркуляции, и всех трубопроводов. Практически в каждом помещении что-то текло. И набирали мы рентген по максимуму. Когда начинался ремонт, бросали всех под брюхо реактора. Мы меняли шариково-дроссельные расходомеры (ШАДР), запорно – регулирующие клапаны (ЗРК). Я обливался радиоактивной водой сверху донизу. Дико ругался, писал жалобы, скандалил. Работа была сумасшедшая. Персонал был как мясо для испытаний. Расходный материал. Перед запуском блока шла промывка, и для того, чтобы мусор не попадал в контур многократной принудительной циркуляции, на коллекторы ставили сетки. А мусор мог быть разный. Потому что во время ремонтов контур, по сути, был открыт. Что категорически было запрещено. Попадали в контур и ключи, и фуфайки, и просто куски металла. И потом мы все это извлекали с решеток. Залезали в трубу на четвереньках, вода около 60 градусов. Диаметры разные – и 600 и 800 миллиметров. В трубе остатки воды, шлепаешь по ней, проползаешь до этой сетки, выдираешь, и в бешеном состоянии, со стучащим сердцем вылетаешь из трубопровода. И некоторым становилось тут же плохо. Падали в обморок на моих глазах. Поэтому многие из тех ребят сейчас умирают. Против таких условий я и стал воевать. После моих выступлений приходили с проверкой комиссии, и мои претензии подтверждались. - Расскажи о датчиках радиации. Какие они были? - Самые примитивные. Система была такова, чтобы работникам не удавалось получить истинную картину облучения. Иначе и быть не могло в тех условиях: многое оборудование было незащищенным, оно настолько фонило, что мы были вынуждены таскать листы свинца, укладывать на опасные участки, и этим пытались уменьшить дозу. Это картина была на первом блоке. Это было и в 73- ем, и в 74- ом, и в 75- ом году. И я эту систему начал ломать, добивался простого, - работы по правилам. - А можно сделать такой вывод, – если бы у каждого из сотрудников в то время был надежный дозиметр, если бы в помещениях стояли работающие датчики, которые при превышениях включали звуковые, и световые сигналы, то станция бы просто остановилась? - Конечно. Чем меньше работник знал, тем меньше мог требовать. В помещениях, где шли плановые и капитальные ремонты по правилам каждая зона должна быть ограничена барьерами. Например, если в зоне идет ремонт, и это первый контур, должен стоять санитарный барьер, саншлюз, дозиметрист, строгий контроль. А вместо этого издавались приказы, по которым разрешалось фактически объединять первую, вторую и третью зоны. И получался проходной двор - чтобы не мудрить с барьерами. Потому что не хватало элементарных бахил, одежды. Начинался дикий кавардак, когда человек вылезал из-под реактора, и спокойно шел, минуя барьеры, контроль на блочный щит управления (БЩУ). Так по станции растаскивали радиоактивную грязь. Из-за хронической нехватки средств защиты люди носки воровали друг у друга. Ботинки. Так перетаскивался грибок. После душа вместо полотенец приходилось кальсонами пользоваться. Когда тебя пригласят на пресс-конференцию на ЛАЭС, начнут рассказывать о том, какие там супер-пупер технологии, спроси, – почему персонал носки друга у друга ворует? Ведь одежда – это своего рода защита, от гамма-излучения она, конечно, не защитит, но бета частицам попасть на кожу не даст. Потому что именно бета частицы, попав на кожу, через поры проникают в организм. Характернейший прием системы Минатома: работник ЛАЭС постоянно испытывает всевозможные радиационные воздействия, колоссальные нагрузки, стрессы, перепады температур. А выйдет на пенсию - врачи ему: то, что вы потеряли здоровье никак не связано с работой на станции! Потому что все проблемы – не от облучения. Делается все очень хитро. Если ты получил белокровие, рак крови, злокачественные опухоли, тут еще можно попытаться доказать, что это - профессиональное воздействие. А все иное – снижение иммунитета, какие-то другие обширные заболевания, тот же грибок не связывают с профессиональной деятельностью. Я отслеживаю все, что связано со здоровьем атомщиков, и есть исследования, в которых подчеркивается, что те же грибковые заболевания – онихомикозы, как раз связаны с облучением организма. На ЛАЭС персонал основных цехов практически до 60% поражен кожными заболеваниями, это официальные данные. Грибок поражает ногти на ногах. Медики утверждают, что это заболевание имеет опасную тенденцию: грибки проникают в кровь, лимфу и медленно там накапливаются. Врачи сосновоборской медсанчасти иногда предлагают работнику вырвать ногти на ногах. Некоторые соглашаются на эту средневековую процедуру. Потому что их могут не допустить на работу в «зону».

ПЬЯНЫЙ АТОМ

- Сергей, деликатный, больной вопрос – пьянство на атомной станции. Я знаю, что ты алкоголь употребляешь очень редко, а как относятся к алкоголю на самой ЛАЭС? - Посуди сам – сорок пять процентов оперативного персонала ЛАЭС находится в состоянии длительного негативного стресса. К такому выводу пришел научный сотрудник Леонид Никитович Аксютов. Он занимался исследованием этой проблемы на ЛАЭС. За такой вывод его и турнули со станции. Человек выходит со смены мокрый, на подгибающихся ногах.

    Снимать состояние стресса стаканом становится привычкой. Пили и на работе. Только рабочие, как говорится – у станка. А начальство – в кабинетах. Помню, как операторы реакторного цеха стащили у строителей ведро клея БФ, развели его, размешали палкой жижу, пропустили через лепестки респираторов. Потом выпили эту бурду. Ученый института социологии РАН Владимир Михайлович Лупандин изучает проблемы атомщиков: он пришел к выводу, – пьянство на АЭС это своего рода рабство, закрепощение работника, использование его слабостей. Не раз были случаи, когда до белой горячки допивались люди из оперативного персонала. Вешались после запоев. Такие случаи проявления алкогольных психозов были регулярными. Пытался я бороться, предупреждал: щадящая политика по отношению к пьянству может привести к ядерным авариям. Требовал, чтобы в том же хранилище отработанного топлива ввели предсменный медицинский осмотр, включая выполнение пробы Раппопорта. А мне начальники отвечали – это не обязательно. Я затрагивал святое святых, был белой вороной. Но и молчать я не мог, когда видел, как на смену в реакторном цехе пришел пьяный инженер-механик. Начальник смены станции тоже был пьян. Садился на стул и падал.

ДИССИДЕНТ

- Фактически ты все время был возмутителем спокойствия. Бельмом на глазу. Диссидентом стал еще в армии. Просто старался выполнять устав. А диссидентом убежденным когда стал? - Как пришел на станцию в 1973 –ем. Помнишь, как шельмовали в прессе Солженицына и Сахарова? «Голоса» я слушал постоянно. Приходил на собрание коммунистов и там поднимал вопросы безопасности на атомной станции. Требовал: назвались коммунистами, – принимайте меры. Первый очень громкий скандал был и для ЛАЭС, и для Средмаша, когда в 1983-ем году я стал организатором очень крупного трудового спора. Это дошло до министерства, приехала комиссия, очень жестко причесала администрацию. Руководство даже ко мне домой прибыло: ну забери письмо, которое направлено в ЦК и «Правду». Писал я о том, что все нарушения связаны с безопасностью станции. Мы выиграли этот трудовой спор. И тут же против меня начались репрессии. Пытались завалить на экзаменах, – проверках знаний профессии, которые мы сдавали регулярно, грозили увольнением, переводом в слесари. Закончилось тем, что я был вынужден из реакторного цеха уйти на хранилище отработавшего ядерного топлива (ХОЯТ). Люди, которые меня дожимали в 83-ем, прекрасно понимали, что они делают. Потом встречали, извинялись; мы, мол, люди маленькие, подневольные. Чем и опасна Средмашевская машина, которую потом унаследовал Минатом: одних она ставила на колени, других развращала. И они становились безнаказанными хамами, самодурами.

50 ЧЕРНОБЫЛЕЙ

- Твое правдоискательство в реакторном цеху закончилось тем, что ты оказался в хранилище отработавшего ядерного топлива. Что это такое? - Наша ЛАЭС рекордсмен среди атомных станций России по количеству накопленного на своей территории отработавшего ядерного топлива. Технологии его переработки не существует. Также как и упаковочных комплектов для транспортировки на Красноярский горно – химический комбинат. Существующее временное хранилище бассейнового типа крайне перегружено, а его инженерное состояние можно назвать критическим. Здание стоит в 90 метрах от Финского залива. И является отличной мишенью для атаки террористов. С суши и моря. А радиоактивности в нем накоплено – на 50 Чернобыльских выбросов. Впритык к этому зданию в авральном порядке пристраивают новое – цех по разделке топлива, и сухое хранилище, где его собираются хранить в металлобетонных контейнерах. Это ядерно и радиационно опасная процедура. Заключения государственной экологической экспертизы на эти работы у ЛАЭС нет. Нарушения правил на хранилище – норма жизни. Аварийные ситуации происходили часто. Их просто скрывали. Одну из таких аварий я описал, когда обращался в ряд инстанций. Эта ситуация была незадолго до 95 года. В своих обращениях я проанализировал много таких ситуаций, и разослал эти обращения в прокуратуру, в ОВД, в санэпидстанцию. - Тебя за это уволили с ХОЯТ в 2000 году? - Меня уволили по статье 33, за систематическое невыполнение должностных обязанностей, обусловленных трудовым договором. Оспаривать я это стал раньше, – меня подвели под увольнение специально. Но видно сосновоборскому суду было дано указание не рассматривать мои жалобы. И они не рассматривались с осени 95 года. И это позволило администрации издать еще два приказа, и меня уволили.

«БЕЛЛОНА» НАМ ПОМОЖЕТ?

Когда дошло до суда, на меня вышли юристы Экологического Правозащитного Центра «Беллона» - Сергей, мы тебе поможем. Администрация станции струхнула. Был даже момент, когда атомные начальники хотели идти на мировую. Но, к сожалению, адвокат Алексей Павлов в самом начале процесса не дал ходу очень важным документам. Когда была попытка возобновить судебный процесс через уголовное дело – за фальсификацию документов при моем увольнении, он просто пропустил все сроки. И у меня пропала возможность оспаривать мое дело. В том же Европейском суде по правам человека. А ведь мое дело тянуло за собой большой пласт проблем «сигнальщиков» в ядерном комплексе России. - Чем это чревато для тебя лично и для людей в Сосновом Бору? - Общество теперь не будет получать достоверную информацию с ЛАЭС. Мне очень часто работники станции говорили, – мы боимся бороться за свои права. Хоть ты докажи, что можно выигрывать. Люди поэтому и давали мне тревожную информацию: я им всегда обещал, что не подставлю. Обещал, что восстановлюсь на станции. Что был прав, когда требовал, чтобы убрали тех начальников, которые меня выгоняли. Подделывали документы, нарушали регламент работ, издевались над людьми. Какие теперь новые сигнальщики могут появиться после такого проигрыша? А если бы мы выиграли, – люди убедились: с администрацией атомной станции можно спорить и добиваться успеха. Спорить цивилизованными способами: без голодовок, походов на Москву, забастовок.

ТАЩИ С ЗАВОДА КАЖДЫЙ ГВОЗДЬ!

Сергей Харитонов считает, что безопасности станции угрожает воровство, которое в последние годы приняло невиданный размах. Тащат сотни метров кабелей. Вывозят десятки тонн металла. С охраной – в доле. В апреле 1998 года на ЛАЭС отключился трансформатор, осуществляющий электрическую связь между первым и вторым блоками станции. Оборудование настолько ответственное, что факт его отключения вызвал панику в диспетчерской Ленэнерго. Оказалось, что ЧП произошло потому, что кабель был перепилен ножовкой. Рядом, как утверждают специалисты, находились кабели, повреждение которых могло привести к остановке работающих реакторов. А вот информация самая опасная. С территории ЛАЭС была похищена 241 штука новых шариково-дроссельных расходомеров (ШАДР). Взамен на реактор поставили старые, дефектные. Они были дезактивированы, отполированы. И поставлены на 3 блок. В работе по «реставрации» принимали участие работники трех цехов. Часть этих ШАДРов отказала. Что привело к остановке блока в августе 2002 года. Возбуждено уголовное дело. Ущерб около 1 миллиона долларов США. Скорее всего, вину возьмет на себя «стрелочник». Но это ЧП доказывает - на ЛАЭС сложились структуры с хорошими связями. От Москвы до самых до окраин. И крутые эти ребята из-за денег готовы на все.

ДО СОСНОБЫЛЯ – ОДИН ШАГ

- Сергей, в каком состоянии сейчас первый блок ЛАЭС? Общественности руководство станции и Минатом говорит, – блок безопасен, прошла дорогостоящая модернизация, он послужит на благо России еще лет 15. Твое мнение? - Вся работа во время так называемой модернизации велась в авральном режиме. Шли нестыковки, не хватало денег на программы. Проекты переделывались на коленке. Это я беру информацию из «Вестника ЛАЭС». Кстати, «Вестник» в октябре прихлопнули Слишком много «вещал». На первом блоке персонал был плохо подготовлен к пуску. Блок на 90% новый, и сделан он кусками, заплатами. И я ни на минуту не сомневаюсь, что многие акты приемки фальсифицированы. Как это было на хранилище отработавшего ядерного топлива. В 96-ом финские специалисты дали справку – состояние хранилища хорошее. А уже в следующем году помогали на этом же хранилище латать дыры. Специалисты ЛАЭС говорят, – мы заменили массу оборудования, поставили новые импортные насосы, новые каналы. Но обслуживать все это будет все тот же оператор, находящийся в состоянии хронического стресса, по сути крепостной. В этой системе нет ничего от европейской системы управления, это система осталась от Лаврентия Берии. Я везде открыто заявляю запуск первого блока – это преступление. Будут аварии. Будет переоблучение персонала. Будут выбросы в окружающую среду. - До тех пор, пока в Петербурге, накрытом облаком радионуклидов, не завоют сирены, до тех пор общество не поймет, что же такое ЛАЭС. Так? - Так! Только очередная авария что-то изменит. Есть еще один аспект. У Путина не очень далеко от ЛАЭС Константиновский дворец, в котором он принимает руководителей других государств. Путин – президент. Я - простой рабочий, уволенный с ЛАЭС. И, казалось бы, – такое горожу, что меня надо или арестовывать или в психушку сажать. Но меня не арестовывают, никто не подает в суд. И в психушку не сажают. Но я то говорю правду. Страшную правду. Стержень всей моей борьбы за порядок на ЛАЭС – показать, что от Чернобыля, нового Чернобыля, мы никуда не ушли. Минатом игнорирует интересы общества. «Соловьи», воспевающие Минатом, любят повторять заезженную фразу, – а вот лампочка светит, это лампочка мирного атома. Она светит, потому что на атомной станции кто-то не получил достойную зарплату, облучился, потерял здоровье, спился, умер. Это электроэнергия, произведенная зеками Минатома. И европейцы не имеют ее права покупать. Если русские закрывают на это глаза, то европейцы должны руководствоваться европейскими стандартами. - Ты не жалеешь, что стал сигнальщиком и всю жизнь прожил, сражаясь? - Несмотря на все трудности я рад, что жизнь сложилась именно так. Российскому обществу, да и европейскому я приношу пользу, разрушая миф о безопасности АЭС, и моя работа не уйдет в песок. Инциденты на ЛАЭС подтвердят мою правоту и, в конце концов, власти Соснового Бора, Санкт – Петербурга, Москвы будут вынуждены принимать меры, наводить порядок на ЛАЭС.

 PS: после пуска первого блока ЛАЭС, прошедшего модернизацию, произошло две аварийных остановки реактора. И была задержана очередная команда воров, укравшая со станции детали, от которых зависит безопасность работы.